«На плите у Вечного огня выбито имя моего отца»

82-летняя Тамара Афанасьева пережила в войну вместе с Белгородом две его страшных оккупации и чудом встретила в родном городе отца

03.05.2018 19:15
МОЁ! Online
0

Читать все комментарии

Добавить в закладки

Удалить из закладок

Войдите, чтобы добавить в закладки

В военные годы тем, кто оставался в тылу, было порой ничуть не легче, чем тем, кто воевал на фронте. Белгород гитлеровцы захватывали дважды: с 24 октября 1941 года по 9 февраля 1943 года и с 18 марта по 5 августа 1943 года.

После освобождения в полностью разрушенном городе в живых осталось всего 150 человек. Одна из тех, кто пережил этот ад — наша героиня.

Пятилетняя раненая

Тамара Андреевна Афанасьева — коренная белгородка. Её родители также были местными: мама Мария Игнатьевна родилась в Белгороде, отец Андрей Никифорович — в селе Репное Шебекинского района.

— До войны жили мы в домике на Попова,28 рядом с Преображенской церковью. Папа окончил в Белгороде полковую школу, его отправили служить в Латвию, в военный городок под Ригой, и мы переехали, — рассказывает Тамара Андреевна. — Когда началась война, его отправили на фронт, а нас с мамой в июле 41-го эвакуировали назад в Белгород.

В пути немцы стали бомбить наш эшелон. Деревянные вагоны загорелись, многие пассажиры погибли. Тамара с мамой не погибли только чудом — их, раненых, вытащили из горящего вагона.

—У нас сгорели документы и вещи. Маму контузило, а меня, 5-летнюю, посекло осколками: два из них попали в левую ногу в двух местах, один в грудь, не дойдя немного до сердца, третий прошёлся по животу, и ещё один попал в ягодицу, — вспоминает Тамара Афанасьева.

— Осколки из меня вытащили почти все, только из мягкого места не смогли, и я с ним жила до 1954-го. Помню, как раненый живот мне перевязали лоскутами от простыни — бинтов не было, и велели лежать. А всё порывалась ходить. «Ложись ты, шило, кишки вылезут, что с тобой делать будем?» — командовали мне, и я ложилась. До сих пор удивляюсь, как эта рана заросла — ведь её даже не зашивали.

«Окна нашего дома выходили на виселицу»

В Белгороде Тамара с мамой поселились в том же доме на Попова, где жили до войны. Вскоре в город пришли гитлеровцы.

— До того как войти в Белгород, они его бомбили. Дом наш был разбит снарядами и бомбами, а жили мы три семьи в одной комнате. Ну как жили… Днём мы там ещё находиться могли, а ночью уходили спать в подвал — боялись бомбёжек, — говорит Тамара Андреевна.

— Но больше всего боялись мы полицаев — те могли избить, задержать по любому поводу. Маму тоже арестовали однажды за то, что она была женой коммуниста, — продержали её две недели в тюрьме на камышитовом заводе и отпустили. Ей повезло, а многих арестантов казнили — у нас окна дома выходили на виселицу.

Справка:

Во время оккупации Белгород был почти полностью разрушен бомбами и снарядами. 16 333 мины нашли советские сапёры в Белгороде после его освобождения.

Через дорогу от дома, где жили Афанасьевы, располагался городской базар. На базарной площади оккупанты проводили публичные казни: вешали партизан, подпольщиков, да и всех, кто хоть словом высказался против оккупантов. Свидетельницей одной такой казни однажды стала и маленькая Тамара, забежавшая на рынок.

— Их было человек десять, у каждого на груди висела табличка «партизан». Толпу полицаи специально согнали в назидание — мол, смотрите, что будет, если пойдёте против, — рассказывает Тамара Андреевна. — Из толпы вдруг выскочил мальчик и закричал: «Мама! Мама!». Его мать вешали — уже надели петлю на шею.

«Колька! Беги! Схватят...» — успела крикнуть она. В этот момент у неё из-под ног выбили пенёк, и она повисла. Немцы хотели было схватить мальчишку, но толпа его сомкнула и не дала арестовать.

Казнили людей немцы и в Дальнем парке на окраине города — сейчас это парк Гагарина рядом с ЦМИ,  там же хоронили людей, порой не разбираясь, убит человек или ещё жив.

— Однажды привели в парк пленных, несколько сот наверное, среди них было много евреев. Говорили, что пригнали их из-под Харькова, — говорит Тамара Афанасьева. — В парке вырыли овраг, согнали к ним людей и стали расстреливать из автоматов. Люди попадали в ров, и их закопали.

Но убили тогда не всех, потому что, когда мы, дети, прибежали в парк, земля над их могилой поднималась — дышала. Многие люди были не убиты, а ранены, и их закопали живьём. До сих пор это страшно вспоминать...
 

«У немцев было два повара: злой и добрый»

Белгородцев мучил не только постоянный страх за жизнь, но и голод. Всё, что уцелело у людей дома — мебель, часы, одежду, они старались выменять на еду на городском базаре. А у Тамары с мамой не было ничего, кроме единственных платьев, порванных осколками.

— Целыми днями у нас крошки во рту не было. Иногда помогал нам дедушка Никифор — папин отец, который в деревне жил: привозил кукурузки, молока. Голодали тогда все, — вспоминает Тамара Андреевна. — На Харгоре были огороды, а картошку из-за войны вовремя убрать не смогли. Когда ударил мороз, люди выкапывали её, мёрзлую, пекли из неё лепёшки и ели. Вкус у них был мерзкий, а куда деваться?

Немцы питались хорошо. У них была отдельная столовая для офицеров, а их солдат кормили у нас во дворе. Варили пищу им в котлах прямо у нас перед носом. Мальчишкам-подросткам было легче — они немцам воду из Везёлки носили, и те их за это кормили. А я и ещё трое маленьких из нашего дома таскать вёдра с водой не могли и ходили голодные, хотя от запаха немецкой еды у нас слюнки текли.

Готовили немцам еду два повара. Один высокий, худощавый и злой. Он прогонял детей, а если от обеда что-то оставалось, отдавал собакам. Второй повар был маленький, упитанный и добрый. Он показывал детям три пальца и говорил: «Драй киндер нах хаус» (трое детей у меня дома) - и старался подкормить голодную детвору.

— Вокруг их кухни рос бурьян, где добрый повар оставлял нам подарки — сухари или сахар — и показывал жестами: мол, ползи туда, найдёшь что-нибудь пожевать. А если от обеда у них оставался суп или каша, он опять жестами показывал — принеси посуду, я тебе налью черпачок. Но поесть горячего удавалось всё равно нечасто.

«Отец узнал Белгород по лепнине на потолке»

Страшнее голода были только бомбёжки. 5 августа 1943 года освободившие Белгород бойцы вошли в полностью разрушенный город.

— Город был разрушен даже не до камней — до щебёнки. Нас сосчитали: 150 человек, а до войны было почти 30 тысяч! Но помню, мы так радовались освобождению, кричали «Ура!», обнимались.

Пленных немцев наши солдаты погнали по улице. Немцы потом строили дорогу Москва - Симферополь, а мы, детвора, кидали в них камнями. Нас прогоняли, но мы опять приходили: так хотелось отомстить за наше украденное детство, наших погибших отцов.


Фото Анны КИРЕЕВОЙ

Отца Тамара любила больше всех на свете. Но от него давно не было вестей, и они с мамой не знали — жив ли он. Андрей Никифорович за это время воевал под Сталинградом, освобождал Белгородскую и Харьковскую области,, и сам не знал о судьбе своей семьи.

В сентябре 43-го семье посчастливилось встретиться, когда отец оказался в белгородском госпитале после тяжёлого ранения под Харьковом.

— О том, что папа в Белгороде, узнали мы не сразу. Он долго был без сознания — ему осколком перебило позвоночник, отказали ноги. Когда он пришёл в себя, увидел на стенах лепнину — такую же, как в полковой школе, где он учился.

Папа спросил у нянечки в палате: «А это не Белгород? Стены знакомые...» Та ответила: Белгород. «Сходи на базар, спроси, — попросил её отец. — Может, там знают, где мои. Если они живы, пусть меня проведают, принесут яблок и молока. Нянечка пошла и встретила на базаре тётю Ксеню, нашу соседку.

Мама прибежала к нему в госпиталь, и он попросил: приведи дочку. Тамаре тогда шёл седьмой год. А у девочки даже обуви не было сходить проведать любимого папу. Кто-то дал ей ботинки, у которых отвалилась подошва. Чтобы они не развалились при ходьбе, мальчишки прикрутили их к ноге проволокой.

Одели Тамару в старенькую кроличью шубу, от которой после бомбежки остались лохмотья. А чтобы хоть как-то скрыть этот неприглядный вид, её укрыли белым шёлковым платком.

— Я в одну палату захожу — там все тяжёлые, отца нет. Во вторую — там уже бойцы без рук и ног, и тоже папы там нет. Наконец, в третьей палате смотрю — лежит в уголке, — рассказывает женщина, утирая слёзы. — Папа сказал, что не знал, что мы живы, — думал, что погибли тогда при бомбёжке поезда. Говорил, что у него есть боевые награды — ордена Красного Знамени и Отечественной войны 2-й степени, медаль «За оборону Сталинграда».

Два месяца мы каждый день ходили к нему в госпиталь. Врачи хоть и старались его вылечить, но на ноги поставить не смогли. А потом в ноябре я заболела чесоткой. Намазали меня серной мазью и запретили из дома выходить, и к отцу мама ходила сама. Пришла однажды из госпиталя, плачет: «Доченька, умер наш папа».

Похоронили его, как и других офицеров, в городском сквере, где сейчас находится Соборная площадь. Потом его перезахоронили под Вечный огонь.

На плите у Вечного огня выбито имя Афанасьева Андрея Никифоровича и указано звание «капитан». Хотя на фотографии, которая сохранилась в семейном архиве, у него майорские погоны. Тамара Андреевна не знает, почему отца на Вечном огне понизили в звании.

— Когда была моложе, пыталась разобраться, почему так. Ходила в военкомат Западного округа, а там даже данные об отце были неправильные — мне дали справку, что погиб он 5 августа 1943-го при освобождении. А в архиве областного военкомата информация верная — умер в ноябре в госпитале. О майорском звании папы данных почему-то нет, — говорит Тамара Афанасьева.

— Но будь он хоть рядовым — всё равно он для меня герой, которым я горжусь. С портретом отца я хожу на «Бессмертный полк». И если здоровье позволит, в этом году тоже схожу. Обидно только, что в квартиру нашу однажды обокрали и отцовские награды тоже унесли.

«Жили трудно, но дружно»

После освобождения Белгорода жить стало спокойнее. Те, кто эвакуировался из города в войну, стали возвращаться, но жилось людям по-прежнему трудно.

— После смерти отца мама получала за него пенсию — 160 рублей, а буханка хлеба стоила 700. Мне потом стали давать 300 граммов по карточке как иждивенцу. Мама из-за эпилепсии на работе дольше месяца нигде не задерживалась — работала до первого приступа, потом её просили уйти, — вспоминает Тамара Андреевна.

— Она часто в больнице лежала, и я в это время жила у деда в Шебекинском районе. Там я училась в школе в старших классах. Мне было трудно: так как я была ранена в ягодицу, я не могла долго сидеть на уроках и ёрзала. Меня за это из класса выгоняли, а объяснить, что мне трудно сидеть из-за осколка в заднице, я не могла.

Моя двоюродная сестра, узнав про ранение, дразнила меня: «В ж...пу раненая». Дедушка её за это высек хворостиной, а мне запретил говорить в школе про ранение, чтобы меня не дразнили дети. Так я с этим осколком до 17 лет и проходила — потом мне его всё-таки вытащили, но без наркоза.

Справка:

Гитлеровцы отправили на работу в Германию 2500 белгородских юношей и девушек, а 3000 человек, включая стариков и детей, угнали в неизвестном направлении.

После войны Белгород восстанавливался медленно. По словам Тамары Андреевны, в первые послевоенные года в городе строили 2 - 3 здания в год, да и некому особо было его восстанавливать. Но затем город быстро отстроили. Помогали строителям все, никто не оставался равнодушным. Шесть дней в неделю горожане работали на своей основной работе, а в единственный выходной устраивали воскресники — носили стройматериалы, убирали улицы.

—Тяжело было, но жили мы все дружно, все друг другу помогали. В наш дом поселили цыганскую семью с детьми. Среди них был Коля Сличенко — теперь знаменитый артист, директор цыганского театра «Ромэн». Он мой ровесник, отца у него убили в войну, — рассказывает Тамара Андреевна.



После войны в Белгороде появилось мороженое. Но о том, чтобы съесть целую порцию, дети могли только мечтать.

— Нас было в нашем дворе детей 30. Нам покупали 2 - 3 мороженого на всех и усаживали кружком: я лизнула один раз, потом ты, и так по кругу. И не дай Бог кому откусить от мороженого — за такое зубы выбивали!

Тамара Андреевна стала инженером. Работала на заводе «Энергомаш», строила город Усинск на севере.

— Я богатая бабушка: у меня две дочери, четыре внука и пять правнуков. Живут отдельно, но навещают, я им всем носки вяжу, — говорит Тамара Афанасьева. — Дети, запомните, самое страшное — это война. Боритесь за мир, за тишину, нет ничего ценнее этого.

Подписывайтесь на «МОЁ! Белгород» в Яндекс.Новости и на наш канал в Дзене. Cледите за главными новостями Белгорода и области в Telegram-канале и в группе во «ВКонтакте».

Новости других СМИ