«Липа возле дома была голая — всю объедали до веток»
Дети войны вспоминают о годах, проведённых в оккупации
—Я родилась в 1942 году в Липецкой области, —рассказывает белгородка Валентина ШТАНА.— В 1943 году нас эвакуировали под Рязань. Старший брат рассказывал, что когда пришёл немец, мне было всего 7 месяцев. Рядом с селом шли бои, а он присматривал за мной, и мама велела ему никуда не выходить из дома. А он вышел на улицу, сам сел на лавочку, а меня под лавку положил. Так осколок в двух сантиметрах от него пролетел, хорошо, что не зацепил. Он бросился под лавку и накрыл меня собой.
Когда мы вернулись в родные места, всё было разрушено, хаты разбомбили, одни печные трубы остались. Мы копали землянки, чтобы выжить. На улице валялись трупы людей и животных, дети копали канавы, чтобы их похоронить.
Нас у мамы было пятеро детей, отец воевал на фронте и вернулся калекой без
ноги. Ногу он потерял под Сталинградом — состав, в котором он ехал, начали
бомбить немцы, а папе оторвало ногу.
Я очень хорошо помню страшный
послевоенный голод. В 1946 году вообще нечего было есть, а нас после войны
родилось ещё двое, стало семеро. Старшие ходили по полям, собирали мёрзлую
картошку, из которой пекли лепёшки и варили кисель. Мы постоянно плакали: «Мама,
когда будет кисель?». Наесться им было невозможно, есть хотелось постоянно.
Чтобы как-то выжить, мы собирали съедобные корни, дикие яблоки и груши, боярышник. Осенью жилось проще — тогда была морковка и черемша, а весной оставалось только объедать деревья до веток. У нас рядом с домом росла липа, так она стояла голая — мы рвали и ели её цветы, ещё кушали лопух и акацию.
Мой старший брат уже после 7 класса работал в колхозе прицепщиком. Но всё равно нам жилось лучше, чем многим семьям, потому что у нас остался жив отец. Он старался нас обеспечить. Мы были обуты и одеты, а у многих и этого не было.
Читать все комментарии